Несокрушимая сила и мощь духа, смирение жалоб, пламенное, бурное. «И. К. Айвазовский «Девятый вал» (сочинение по картине) (2)

«Анализ стихотворения «Утёс»» - Группы слов по значению. Лингвистика (наука о русском языке). Индоевропейская языковая семья. Ночь. Группы слов. Исконных слов в стихотворении М.Ю.Лермонтова «Утёс» не оказалось. Морщина. Исследуемая область. Утес. Части речи. Этимологический анализ стихотворения М.Ю. Лермонтова «Утёс». Происхождение слов.

«Поэзия Лермонтова» - Лирический герой Лермонтова начинает осмыслять свой талант. Пушкинский пророк страдает. «Поэзия есть добродетель». Стихотворение М.Ю.Лермонтова является подражанием А.С.Пушкину. А.С.Пушкин. Библейские образы. Эволюция отношения М.Ю.Лермонтова к поэтическому дару. М.Ю.Лермонтов. В творчестве Лермонтова отразилась общественная ситуация в России.

«Пророк Лермонтов» - «Пророк» Лермонтова. Преображение человека в пророка. Контраст света и тени, добра и зла. Торжество настоящей и будущей жизни. Б. М. Эйхенбаум. Тарханы, или Малая родина. Цель – «глаголом жечь сердца людей». Мир страданий и слез. Михаил Юрьевич Лермонтов (1814-1841). Два Пророка от русской литературы.

«Поэма Лермонтова «Бородино»» - Богатыри. Дремлющие воды. Кутузов. Биография автора. Потери русских. Словарная работа. Школа гвардейских юнкеров. Бородино. Русские солдаты. История создания произведения. Михаил Лермонтов. Поэма «Мцыри».

«Поэма М.Ю.Лермонтова «Мцыри»» - Теоретическая разминка. Вопрос на эрудицию. Творческое задание. Жанр «Мцыри». Творческий вопрос. Заполните таблицу. Поэтика заглавия поэмы «Мцыри». Литературоведческие уровни. Знатоки поэм М.Ю. Лермонтова. Лирическая поэма М.Ю. Лермонтова «Мцыри». Сюжет «Мцыри». Вершина Лермонтовского мастерства. Жанровая революция.

«Лермонтов Смерть поэта» - М.Ю.ЛЕРМОНТОВ. «СМЕРТЬ ПОЭТА». В первой части стихотворения утверждается, что поэт убит. Третья часть написана Лермонтовым позже. Стихотворение быстро разошлось в списках. ЦЕЛИ. Написано стихотворение четырехстопным ямбом. «Смерть Поэта». Стихотворный размер – ямб, но свободный – в строках то четыре, то пять, а то и шесть стоп.

Теперь нам остается разобрать поэму Лермонтова «Мцыри». Пленный мальчик черкес воспитан был в грузинском монастыре; выросши, он хочет сделаться или его хотят сделать монахом. Раз была страшная буря, во время которой черкес скрылся. Три дня пропадал он, а на четвертый был найден в степи, близ обители, слабый, больной, и умирающий перенесен снова в монастырь. Почти вся поэма состоит из исповеди о том, что было с ним в эти три дня. Давно манил его к себе призрак родины, темно носившийся в душе его, как воспоминание детства. Он захотел видеть божий мир - и ушел.

Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля.
Узнать, прекрасна ли земля, -
И в час ночной, ужасный час,
Когда гроза пугала вас,
Когда, столпясь при алтаре,
Вы ниц лежали на земле,
Я убежал. О! я, как брат,
Обняться с бурей был бы рад!
Глазами тучи я следил,
Рукою молнию ловил...
Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой
Меж бурным сердцем и грозой?.. 44

Уже из этих слов вы видите, что за огненная душа, что за могучий дух, что за исполинская натура у этого мцыри! Это любимый идеал нашего поэта, это отражение в поэзии тени его собственной личности. Во всем, что ни говорит мцыри, веет его собственным духом, поражает его собственною мощью. Это произведение субъективное.

Кругом меня цвел божий сад;
Растений радужный наряд
Хранил следы небесных слез,
И кудри виноградных лоз
Вились, красуясь меж дерев

Прозрачной зеленью листов;
И грозды полные на них,
Серег подобье дорогих,
Висели пышно, и порой
К ним птиц летал пугливый рой.
И снова я к земле припал,
И снова вслушиваться стал
К волшебным, странным голосам.
Они шептались по кустам,
Как будто речь свою вели
О тайнах неба и земли;
И все природы голоса
Сливались тут; не раздался
В торжественный хваленья час
Лишь человека гордый глас.
Всё, что я чувствовал тогда,
Те думы - им уж нет следа;
Но я б желал их рассказать,
Чтоб жить, хоть мысленно, опять.
В то утро был небесный свод
Так чист, что ангела полет
Прилежный взор следить бы мог;
Он так прозрачно был глубок,
Так полон ровной синевой!
Я в нем глазами и душой
Тонул, пока полдневный зной
Мои мечты не разогнал,
И жаждой я томиться стал.
..............
Вдруг голос - легкий шум шагов...
Мгновенно скрывшись меж кустов,
Невольным трепетом объят,
Я поднял боязливый взгляд,
И жадно вслушиваться стал,
И ближе, ближе всё звучал
Грузинки голос молодой,
Так безыскусственно-живой,
Так сладко-вольный, будто он
Лишь звуки дружеских имен
Произносить был приучен.
Простая песня то была,
Но в мысль она мне залегла,
И мне, лишь сумрак настает,
Незримый дух ее поет.
Держа кувшин над головой,
Грузинка узкою тропой
Сходила к берегу. Порой
Она скользила меж камней,
Смеясь неловкости своей,
И беден был ее наряд;
И шла она легко, назад
Изгибы длинные чадры
Откинув. Летние жары
Покрыли тенью золотой

Лицо и грудь ее; и зной
Дышал от уст ее и щек,
И мрак очей был так глубок,
Так полон тайнами любви,
Что думы пылкие мои
Смутились. Помню только я
Кувшина звон, когда струя
Вливалась медленно в него,
И шорох... больше ничего.
Когда же я очнулся вновь
И отлила от сердца кровь,
Она была уж далеко;
И шла хоть тише - но легко.
Стройна под ношею своей,
Как тополь, царь ее полей!

Мцыри сбивается с пути, желая пробраться в родную сторону, воспоминание которой смутно живет в душе его.

Напрасно в бешенстве, порой,
Я рвал отчаянной рукой
Терновник, спутанный плющом:
Всё лес был, вечный лес кругом,
Страшней и гуще каждый час;
И миллионом черных глаз
Смотрела ночи темнота
Сквозь ветви каждого куста...
Моя кружилась голова;
Я стал влезать на дерева;
Но даже на краю небес
Всё тот же был зубчатый лес.
Тогда на землю я упал
И в исступлении рыдал
И грыз сырую грудь земли,
И слезы, слезы потекли
В нее горячею росой...
Но, верь мне, помощи людской
Я не желал... Я был чужой
Для них навек, как зверь степной;
И если б хоть минутный крик
Мне изменил - клянусь, старик,
Я б вырвал слабый мой язык.
Ты помнишь, в детские года
Слезы не знал я никогда;
Но тут я плакал без стыда.
Кто видеть мог? Лишь темный лес,
Да месяц, плывший средь небес!
Озарена его лучом,
Покрыта мохом и песком,
Непроницаемой стеной
Окружена, передо мной
Была поляна. Вдруг по ней
Мелькнула тень, и двух огней
Промчались искры... и потом

Какой-то зверь одним прыжком
Из чащи выскочил и лег,
Играя, навзничь на песок.
То был пустыни вечный гость -
Могучий барс. Сырую кость
Он грыз и весело визжал;
То взор кровавый устремлял,
Мотая ласково хвостом,
На полный месяц, - и на нем
Шерсть отливалась серебром.
Я ждал, схватив рогатый сук,
Минуту битвы; сердце вдруг
Зажглося жаждою борьбы
И крови... Да, рука судьбы
Меня вела иным путем...
Но нынче я уверен в том,
Что быть бы мог в краю отцов
Не из последних удальцов...
Я ждал. И вот в тени ночной
Врага почуял он, и вой
Протяжный, жалобный как стон
Раздался вдруг... и начал он
Сердито лапой рыть песок,
Встал на дыбы, потом прилег,
И первый бешеный скачок
Мне страшной смертию грозил...
Но я его предупредил.
Удар мой верен был и скор.
Надежный сук мой, как топор,
Широкий лоб его рассек...
Он застонал как человек,
И опрокинулся. Но вновь,
Хотя лила из раны кровь
Густой, широкою волной, -
Бой закипел, смертельный бой!
Ко мне он кинулся на грудь;
Но в горло я успел воткнуть
И там два раза повернуть
Мое оружье... Он завыл,
Рванулся из последних сил,
И мы, сплетясь как пара змей,
Обнявшись крепче двух друзей,
Упали разом, и во мгле
Бой продолжался на земле.
И я был страшен в этот миг:
Как барс пустынный, зол и дик,
Я пламенел, визжал как он;
Как будто сам я был рожден
В семействе барсов и волков
Под свежим пологом лесов.
Казалось, что слова людей
Забыл я - и в груди моей
Родился тот ужасный крик,
Как будто с детства мой язык

К иному звуку не привык...
Но враг мой стал изнемогать,
Метаться, медленней дышать.
Сдавил меня в последний раз...
Зрачки его недвижных глаз
Блеснули гордо - и потом
Закрылись тихо вечным сном;
Но с торжествующим врагом
Он встретил смерть лицом к лицу,
Как в битве следует бойцу!..

Блуждая в лесу, голодный и умирающий, мцыри вдруг увидел с ужасом, что воротился опять к своему монастырю. Выписываем окончание поэмы:

Прощай, отец... дай руку мне:
Ты чувствуешь, моя в огне...
Знай: этот пламень с юных дней
Таяся, жил в груди моей;
Но ныне пищи нет ему,
И он прожог свою тюрьму
И возвратится вновь к тому,
Кто всем законной чередой
Дает страданье и покой...
............
Когда я стану умирать,
И, верь, тебе не долго ждать -
Ты перенесть меня вели
В наш сад, в то место, где цвели
Акаций белых два куста...
Трава меж ними так густа,
И свежий воздух так душист,
И так прозрачно-золотист
Играющий на солнце лист!
Там положить вели меня.
Сияньем голубого дня
Упьюся я в последний раз.
Оттуда виден и Кавказ!
Быть может, он с своих высот
Привет прощальный мне пришлет,
Пришлет с прохладным ветерком...
И близ меня перед концом
Родной опять раздастся звук!
И стану думать я, что друг,
Иль брат, склонившись надо мной,
Отер внимательной рукой
С лица кончины хладный пот,
И что вполголоса поет
Он мне про милую страну...
И с этой мыслью я засну,
И никого не прокляну!

Из наших выписок вполне видна мысль поэмы; эта мысль отзывается юношескою незрелостию, и если она дала возможность поэту рассыпать перед вашими глазами такое богатство самоцветных камней поэзии, - то не сама собою, а точно как странное содержание иного посредственного либретто дает гениальному композитору возможность создать превосходную оперу. Недавно кто-то, резонерствуя в газетной статье о стихотворениях Лермонтова, назвал его «Песню про царя Ивана Васильевича, удалого опричника и молодого купца Калашникова» произведением детским, а «Мцыри» - произведением зрелым: глубокомысленный критикан, рассчитывая по пальцам время появления той и другой поэмы, очень остроумно сообразил, что автор был тремя годами старше, когда написал «Мцыри», и из этого казуса весьма основательно вывел заключение: ergo *) «Мцыри» зрелее. 45 Это очень понятно: у кого нет эстетического чувства, кому не говорит само за себя поэтическое произведение, тому остается гадать о нем по пальцам или соображаться с метрическими книгами...

Но несмотря на незрелость идеи и некоторую натянутость в содержании «Мцыри», - подробности и изложение этой поэмы изумляют своим исполнением. Можно сказать без преувеличения, - что поэт брал цвета у радуги, лучи у солнца, блеск у молнии, грохот у громов, гул у ветров, - что вся природа сама несла и подавала ему материалы, когда писал он эту поэму... Кажется, будто поэт до того был отягощен обременительною полнотою внутреннего чувства, жизни и поэтических образов, что готов был воспользоваться первою мелькнувшею мыслию, чтоб только освободиться от них, - и они хлынули из души его, как горящая лава из огнедышущей горы, как море дождя из тучи, мгновенно объявшей собою распаленный горизонт, как внезапно прорвавшийся яростный поток, поглощающий окрестность на далекое расстояние своими сокрушительными волнами... Этот четырехстопный ямб с одними мужескими окончаниями, как в «Шильйонском узнике», звучит и отрывисто падает, как удар меча, поражающего свою жертву. Упругость, энергия и звучное, однообразное падение его удивительно гармонируют с сосредоточенным чувством, несокрушимою силой могучей натуры и трагическим положением героя поэмы. А между тем, какое разнообразие картин, образов и чувств! тут и бури духа, и умиление сердца, и вопли отчаяния, и тихие жалобы, и гордое ожесточение, и кроткая грусть, и мраки ночи, и торжественное величие утра, и блеск полудня, и таинственное обаяние вечера!.. Многие положения изумляют своею верностью: таково место, где мцыри описывает свое замирание подле монастыря, когда грудь его пылала предсмертным огнем, когда над усталою головою уже веяли успокоительные сны смерти и носились ее фантастические видения. Картины природы обличают кисть великого мастера: они дышат грандиозностью и роскошным блеском фантастического Кавказа. Кавказ взял полную дань с музы нашего поэта... Странное дело! Кавказу как будто суждено быть колыбелью наших поэтических талантов, вдохновителем и пестуном их музы, поэтическою их родиною! Пушкин посвятил Кавказу одну из первых своих поэм - «Кавказского пленника», и одна из последних его поэм - «Галуб» тоже посвящена Кавказу; несколько превосходных лирических стихотворений его также относятся к Кавказу. Грибоедов создал на Кавказе свое «Горе от ума»: дикая и величавая природа этой страны, кипучая жизнь и суровая поэзия ее сынов вдохновили его оскорбленное человеческое чувство на изображение апатического, ничтожного круга Фамусовых, Скалозубов, Загорецких, Хлестовых, Тугоуховских, Репетиловых, Молчалиных - этих карикатур на природу человеческую... И вот является новый великий талант - и Кавказ делается его поэтическою родиною, пламенно-любимою им; на недоступных вершинах Кавказа, венчанных вечным снегом, находит он свой Парнасс; в его свирепом Тереке, в его горных потоках, в его целебных источниках находит он свой Кастальский ключ, свою Ипокрену... Как жаль, что не напечатана другая поэма Лермонтова, действие которой совершается тоже на Кавказе, и которая в рукописи ходит в публике, как некогда ходило «Горе от ума»: мы говорим о «Демоне». Мысль этой поэмы глубже и несравненно зрелее, чем мысль «Мцыри», и, хотя исполнение ее отзывается некоторою незрелостью, но роскошь картин, богатство поэтического одушевления, превосходные стихи, высокость мыслей, обаятельная прелесть образов ставят ее несравненно выше «Мцыри» и превосходят всё, что можно сказать в ее похвалу. Это не художественное создание, в строгом смысле искусства; но оно обнаруживает всю мощь таланта поэта и обещает в будущем великие художественные создания.

Говоря вообще о поэзии Лермонтова, мы должны заметить в ней один недостаток: это иногда неясность образов и неточность в выражении. Так, например, в «Дарах Терека», где сердитый поток описывает Каспию красоту убитой казачки, очень неопределенно намёкнуто и на причину ее смерти, и на ее отношения к гребенскому казаку.

По красотке-молодице
Не тоскует над рекой
Лишь один во всей станице
Казачина гребенской.
Оседлал он вороного,
И в горах, в ночном бою,
На кинжал чеченца злого
Сложит голову свою.

Здесь на догадку читателя оставляется три случая, равно возможные: или, что чеченец убил казачку, а казак обрек себя мщению за смерть своей любезной; или что сам казак убил ее из ревности и ищет себе смерти, или что он еще не знает о погибели своей возлюбленной, и потому не тужит о ней, готовясь в бой. Такая неопределенность вредит художественности, которая именно в том и состоит, что говорит образами определенными, выпуклыми, рельефными, вполне выражающими заключенную в них мысль. Можно найти в книжке Лермонтова пять-шесть неточных выражений, подобных тому, которыми оканчивается его превосходная пьеса «Поэт»:

Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?
Иль никогда, на голос мщенья,
Из золотых ножен не вырвешь свой клинок,
Покрытый ржавчиной презренья?..

Ржавчина презренья - выражение неточное и слишком сбивающееся на аллегорию. Каждое слово в поэтическом произведении должно до того исчерпывать всё значение требуемого мыслью целого произведения, чтоб видно было, что нет в языке другого слова, которое тут могло бы заменить его. Пушкин, и в этом отношении, величайший образец: во всех томах его произведений едва ли можно найти хоть одно сколько-нибудь неточное или изысканное выражение, даже слово... Но мы говорим не больше, как о пяти или шести пятнышках в книге

Лермонтова: всё остальное в ней удивляет силою и тонкостью художественного такта, полновластным обладанием совершенно покоренного языка, истинно-пушкинской точностью выражения.

Бросая общий взгляд на стихотворения Лермонтова, мы видим в них все силы, все элементы, из которых слагается жизнь и поэзия. В этой глубокой натуре, в этом мощном духе всё живет; им всё доступно, всё понятно; они на всё откликаются. Он всевластный обладатель царства явлений жизни, он воспроизводит их как истинный художник; он поэт русский в душе - в нем живет прошедшее и настоящее русской жизни; он глубоко знаком и с внутренним миром души. Несокрушимая сила и мощь духа, смирение жалоб, елейное благоухание молитвы, пламенное, бурное одушевление, тихая грусть, кроткая задумчивость, вопли гордого страдания, стоны отчаяния, таинственная нежность чувства, неукротимые порывы дерзких желаний, целомудренная чистота, недуги современного общества, картины мировой жизни, хмельные обаяния жизни, укоры совести, умилительное раскаяние, рыдания страсти и тихие слезы, как звук за звуком, льющиеся в полноте умирённого бурей жизни сердца, упоения любви, трепет разлуки, радость свидания, чувство матери, презрение к прозе жизни, безумная жажда восторгов, полнота упивающегося роскошью бытия духа, пламенная вера, мука душевной пустоты, стон отвращающегося самого себя чувства замершей жизни, яд отрицания, холод сомнения, борьба полноты чувства с разрушающею силою рефлексии, падший дух неба, гордый демон и невинный младенец, буйная вакханка и чистая дева - всё, всё в поэзии Лермонтова: и небо и земля, и рай и ад... По глубине мысли, роскоши поэтических образов, увлекательной, неотразимой силе поэтического обаяния, полноте жизни и типической оригинальности, по избытку силы, бьющей огненным фонтаном, его создания напоминают собою создания великих поэтов. Его поприще еще только начато, и уже как много им сделано, какое неистощимое богатство элементов обнаружено им: чего же должно ожидать от него в будущем?.. Пока еще не назовем мы его ни Байроном, ни Гёте, ни Пушкиным, и не скажем, чтоб из него со временем вышел Байрон, Гёте или Пушкин: ибо мы убеждены, что из него выйдет ни тот, ни другой, ни третий, а выйдет - Лермонтов...

Знаем, что наши похвалы покажутся большинству публики преувеличенными; но мы уже обрекли себя тяжелой роли говорить резко и определенно то, чему сначала никто не верит, но в чем скоро все убеждаются, забывая того, кто первый выговорил сознание общества и на кого оно за это смотрело с насмешкою и неудовольствием... Для толпы немо и безмолвно свидетельство духа, которым запечатлены создания вновь явившегося таланта: она составляет свое суждение не по самым этим созданиям, а по тому, что о них говорят сперва люди почтенные, литераторы заслуженные, а потом, что говорят о них все . Даже, восхищаясь произведениями молодого поэта, толпа косо смотрит, когда его сравнивают с именами, которых значения она не понимает, но к которым она прислушалась, которых привыкла уважать на-слово... Для толпы не существуют убеждения истины: она верит только авторитетам, а не собственному чувству и разуму - и хорошо делает... Чтоб преклониться перед поэтом, ей надо сперва прислушаться к его имени, привыкнуть к нему, и забыть множество ничтожных имен, которые на минуту похищали ее бессмысленное удивление. Procul profani **) ...

Как бы то ни было, но и в толпе есть люди, которые высятся над нею: они поймут нас. Они отличат Лермонтова от какого-нибудь фразера, который занимается стукотнёю звучных слов и богатых рифм, который вздумает почитать себя представителем национального духа потому только, что кричит о славе России (нисколько не нуждающейся в этом) и вандальски смеется над издыхающею, будто бы, Европою, делая из героев ее истории что-то похожее на немецких студентов.. 46 Мы уверены, что и наше суждение о Лермонтове отличат они от тех производств в «лучшие писатели нашего времени, над сочинениями которых (будто бы) примирились все вкусы и даже все литературные партии», таких писателей, которые действительно обнаруживают замечательное дарование, но лучшими могут казаться только для малого кружка читателей того журнала, в каждой книжке которого печатают они по одной и даже по две повести... 47 Мы уверены, что они поймут как должно и ропот старого поколения, которое, оставшись при вкусах и убеждениях цветущего времени своей жизни, упорно принимает неспособность свою сочувствовать новому и понимать его - за ничтожность всего нового...

И мы видим уже начало истинного (не шуточного ) примирения всех вкусов и всех литературных партий над сочинениями Лермонтова, - и уже не далеко то время, когда имя его в литературе сделается народным именем, и гармонические звуки его поэзии будут слышимы в повседневном разговоре толпы, между толками ее о житейских заботах...

Сноски

* Поэтому. Ред.

** Прочь, непосвященные. Ред .

Василий Иванович Суриков (1848-1916) - художник поистине мирового масштаба. В его творчестве, как и в творчестве И. Е. Репина, получила свое наиболее совершенное выражение ведущая тенденция русского демократического искусства второй половины XIX века - устремленность к монументальной картине большого стиля, к героической трактовке образа народа. В своих глубоко правдивых живописных произведениях, отличающихся эпической широтой и мощью образов, Суриков с необыкновенной убедительностью показал народные массы как движущую силу истории, определяющую ход общественного развития.

Суриков родился в казачьей семье в Красноярске. Этот город был в ту пору глухим сибирским захолустьем. Здесь сохранялись патриархальные нравы, уклад жизни был суров, подчас жесток. С детства Сурикову довелось видеть публичные телесные наказания, даже смертную казнь. Видел он народное веселье, когда по праздникам на площади и улицах городка устраивались кулачные бои, воинственные игры, требовавшие удали и отваги. Впечатления детства в большой мере определили направленность творчества художника. Впоследствии Суриков говорил: "Идеалы исторических типов воспитала во мне Сибирь с детства. Она же дала мне дух и силу, и здоровье". Живописью Суриков начал заниматься рано. Первые художественные познания он получил от местного учителя рисования Н. В. Гребнева, который, в свое время, был воспитанником Московского училища живописи и ваяния. В 1869 году Суриков приехал в Петербург. Здесь он поступил в Академию художеств, где его работой со временем стал руководить П. И. Чистяков. В вопросах художественного мастерства Чистяков был авторитетом непререкаемым. Он требовал от учеников профессионально грамотных, законченных работ, считал, что "учить надо законченности, правильности", предоставляя свободно развиваться индивидуальным наклонностям ученика. "Все пути хороши, только работай во всю мочь и от души", - любил говорить Чистяков. Этот замечательный педагог дал Сурикову не только профессиональные навыки, но и научил глубоко понимать искусство мастеров Возрождения, раскрыл смысл творений А. Иванова, которого Суриков полюбил "любовью полной, всевмещающей". Уже в годы пребывания в Академии (1870-1875) Суриков сложился как исторический живописец, ищущий новых решений. Его первая самостоятельная картина называлась "Вид памятника Петру I на Сенатской площади". За ней последовала серия рисунков из истории Петра, сделанная для Московской политехнической выставки 1872 года, организованной по случаю 200-летней годовщины со дня рождения великого преобразователя России. Вскоре молодой художник написал свою первую историческую картину "Княжий суд" (1874).

Окончив Академию, Суриков в 1877 году переехал в Москву. Переезд в древнюю столицу России определил все его дальнейшие творческие устремления. Здесь была написана большая историческая картина "Утро стрелецкой казни" (1881), которая принесла ему широкую известность, выдвинула в ряды выдающихся русских художников. Эта картина гениально представляла драматическую тему столкновения старого и нового. Она воспроизводила один из самых мрачных, жестоких и трагических эпизодов эпохи Петра 1 казнь стрельцов после подавления последнего стрелецкого бунта 1698 года. Казнь стрельцов была подробно описана секретарем австрийского посольства Корбом - очевидцем этого события. Сурикову дневник Корба послужил основным источником фактических сведений. Но следовал он ему не во всем. Художник многое менял, сообразуясь со своим пониманием значения этого события. Народ явился главным героем его картины. Показывая не саму казнь стрельцов, а напряженные минуты ее ожидания, Суриков выявил основной смысл события: борьбу двух сил - старой и новой России. Это выражено даже " композиции картины: ее левая часть отведена группе стрельцов, правая Петру и его окружению. В необычайном мужестве стрельцов, их непокорности, верности своим убеждениям, Суриков показывал стойкость всего русского народа в его борьбе за свои права. Не случайно в этой картине, окончание которой совпало с убийством Александра II и последовавшим за ним террором, передовые люди того времени увидели большой политический смысл. В следующей картине - "Меншиков в Березове" (1883) - Суриков с поистине шекспировской силой показал трагедию друга и ближайшего сподвижника Петра I, "полудержавного властелина". После смерти Петра Меншиков забрал в свои руки всю государственную власть, но не смог удержать ее. Он был разжалован и отправлен с семьей в вечную ссылку на север Сибири - в глухой городок Березов. По своей эмоциональности, глубине психологических характеристик, живописному мастерству картина "Меншиков в Березове" - одно из самых выдающихся творений русского искусства. В ней изображена не только личная трагедия Меншикова, в ней чувствуется закат Петровской эпохи, за которой следует тяжелая полоса русской истории.

В 1887 году Суриков закончил крупнейшее и центральное свое произведение - "Боярыня Морозова". Сюжет этой картины был взят из истории раскола - одного из крупных народных движений, возникших в середине XVIII века в связи с церковными реформами патриарха Никона, в которых народ увидел посягательство на вековые моральные устои русской жизни. Боярыня Морозова поддержала главу противника реформ - протопопа Аввакума. Ее подвергли жестоким пыткам и заточили в подземную темницу Боровского монастыря, где уморили голодом. Картина Сурикова изображала момент, когда Морозову, измученную пытками, везут в заточение. Медленно двигаются розвальни, на которых она едет по московским улицам сквозь плотную толпу народа. Закованная в кандалы неистовая раскольница, подняв руку, сложенную двуперстием, знамением старообрядчества, призывает людей стоять за старую веру. Большинство народа сочувствует Морозовой, но есть и равнодушные и праздно любопытные, и прямо глумящиеся над ней. Как и в "Утре стрелецкой казни", Суриков, трактуя тему борьбы старого и нового, утверждал силу и стойкость духа, высокую нравственную красоту русского народа. Образ Морозовой, полный пафоса борьбы, был созвучен идеям освободительного движения того времени. Картина завоевала большую любовь русской революционной интеллигенции. Она изумляла не только жизненностью сюжета, но и новизной композиции, богатством колористического решения. Единственная жанровая картина Сурикова - "Взятие снежного городка" (1891) полная веселья, ярких красок, молодецкой удали, изображает народную игру на масленице.

Суриков был мастером пейзажа (главным образом акварельного) и прекрасным портретистом. Чаше всего он писал портреты, подбирая типаж для своих картин. Им написано много автопортретов. Однако главной для Сурикова всегда оставалась историческая тема. В картине "Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем" (1895) художник прославил отвагу и несокрушимое мужество русского народа, с предельной ясностью раскрыл суть и значение события, предопределенного ходом истории. Беспримерный героизм русских солдат явился темой картины Сурикова - "Переход Суворова через Альпы" (1899). В период самой черной реакции, наступившей после разгрома революции 1905 года, Суриков, твердо следуя демократической традиции, создает большую картину "Степан Разин" (окончена в 1907 году, доработана в 1910 году), а в 1909 и 1911 годах пишет работы, посвященные пугачевскому восстанию. Суриков трудился над своими картинами годами, делал множество этюдов с натуры и эскизов. Велик вклад Сурикова в развитие современного ему изобразительного искусства. Советский народ чтит память этого замечательного художника-патриота, воспевавшего героические характеры и душевную красоту русских людей. Его имя присвоено Московскому художественному институту. В Красноярске открыт Дом-музей В. И. Сурикова.

«Мужской портрет»
Максимов Василий Максимович (1844-1911)

«Крестьянская девочка»
1865

Родился В. М. Максимов в крестьянской семье. Рано лишившись родителей, был отдан в учение в иконописную мастерскую, где получил первые уроки живописи.

В 1863 г. Максимов поступил в Петербургскую Академию Художеств вольнослушателем, а в 1864 г. стал членом Художественной артели, возглавляемой П. А. Крестоносцевым. Артель была организована "для совместной работы и жизни", подобно артели И. Н. Крамского , но просуществовала немногим более года. Написанная Максимовым в то время картина "Больное дитя" (1864) была удостоена золотой медали АХ "за экспрессию".

Пройдя весь академический курс за три года, художник отказался от конкурса на большую золотую медаль, как некогда отказалась группа "четырнадцати" во главе с И. Н. Крамским . "Мои убеждения меня заставляют не идти на конкурс, - говорил он, - я против заграничной поездки, потому что хочу изучать сначала Россию и бедную русскую деревню, которую у нас никто не знает, не знает деревенской нужды и горя".

Получив в 1866 г. звание классного художника 3-й степени, Максимов покинул стены АХ и отправился в деревню Шубине Тверской губернии, в имение Голенищевых-Кутузовых, на должность домашнего учителя рисования. Летом того же года совершил поездку но Волге, которая оставила массу ярких впечатлений о жизни народа. Позднее он говорил П. М. Третьякову, что "не писал городских дам в шелковых платьях, мундирных тружеников и прочих малознакомых людей и перешел навсегда к деревенской жизни". Его произведение "Бабушкины сказки" (1867), показанное на выставке ОПХ, было премировано и тогда же куплено Третьяковым для картинной галереи.

«Аукцион за недоимки»
1880-1881

Однако наиболее полно талант Максимова раскрылся в картине "Приход колдуна на крестьянскую свадьбу" (1875). Это эпическое полотно из народной жизни, с обилием персонажей, создающих "хоровое начало", отмечено глубоким знанием деревенского быта.

«Бедный ужин»
1879

В картине "Больной муж" (1881) художник продолжил близкую для него тему, изобразив больного деревенского мужика па лежанке, в избе, где у икон склонилась скорбная женская фигурка.

«Будущий художник»
1899

О подобных работах художника И. Н. Крамской сказал: "Да, да, сам народ написал свою картину. <...> Вот, жанристы, у кого учитесь". Атмосферу пореформенной деревни, разложение патриархального быта показал Максимов в произведении "Семейный раздел" (1876), изобразив дележ имущества между двумя братьями.

«В комнатах»

Корыстолюбие и алчность, с одной стороны, и беззащитность и кротость - с другой. Эта вечная тема особенно сильно выразилась в женских образах: обездоленную и обманутую младшую невестку, в чьем облике сказалась традиция поэтических женских типов Венецианова , художник противопоставил жадной и вздорной жене старшего брата. "Кремень передвижничества", "самый несокрушимый камень его основания" - так называл Максимова И. Е. Репин .

«Внутренний вид избы»
1869

Проникнутая ностальгией по ушедшим временам, она продолжает мотив тургеневских вымирающих "дворянских гнезд". Художник изображает сцену в старом поместье, с заколоченным барским домом, пережившим некогда лучшие времена, а теперь лишь напоминающим о них бывшей владелице, переехавшей в крестьянский домик и отдыхающей в кресле под его окнами.

«Всё в прошлом»
1889г.

Последние два десятилетия жизни Максимова оказались полны горькой нужды и лишений. Переживший свои темы (на смену передвижникам пришли художники новых направлений), он почти не находил покупателей и заказчиков; по-прежнему писал сюжеты из крестьянского быта, а незадолго до смерти начал картину "Прощеное воскресенье", но не закончил ее. Бедность, истощение, болезни свели художника в могилу. Однако в истории русского искусства Максимов занял достойное место как бытописатель и знаток народной жизни.

«Девочка» 1866

«Добредет ли?» 1896

«Залом ржи» 1903

«Знахарь на деревенской свадьбе» 1874

«Крестьянская девочка»
1865

«Кто там?»
1879

«Мальчик-механик»
1871

«Мечты о будущем»
1868

«Пережил старуху»
1896

«Портрет задумавшейся девушки»
1880

«После обедни»

Сочинение

Знаменитый русский живописец И. К. Айвазовский прославился как мастер морского пейзажа. Многие его картины наполнены невероятной эмоциональностью. Таково и его произведение «Девятый вал», где автор изобразил мужество людей, борющихся со стихией.

С первого взгляда картина поражает насыщенностью красок, яркостью и контрастностью цветовой гаммы. Все эти элементы помогают нам понять, почувствовать глубину идеи, заложенной художником в свое творение. Стоя перед этим произведением искусства, мы словно попадаем в эпицентр событий, охваченные ощущением грандиозности происходящего. Как необъятно величие разбушевавшейся морской стихии! Как велика и несокрушима ее сила! Лавина водного потока невероятной мощи готова смести все на своем пути. Она словно говорит нам, что для нее не существует преград, и подтверждает это всем своим устрашающе-прекрасным видом. Блики лунного света оживляют картину, придают ей оригинальность и даже, в какой-то мере, романтическое звучание. Ощущение глобальности усугубляется неповторимым огненным заревом, поглотившим все небо и бросающим отблески на гребни вздыбленных волн. Пылающее ярко-красными всплесками где-то на горизонте, оно слегка затихает лишь высоко в небесах.

В центре этой бушующей стихии оказалась группа людей. На обломках потерпевшего крушение корабля они отчаянно сражаются с волнами, словно бросая вызов всесокрушающей стихии. На что надеются эти люди? Откуда ждут спасения? Может, столкнувшись с бедствием, они не теряют присутствия духа и, сплотившись перед лицом общей опасности, стараются выжить в необъятных просторах бушующей бездны. Именно в этом и состоит мужество человека, стремящегося, несмотря ни на что, преодолевая любые преграды, добиться своей цели, выжить во что бы то ни стало. И здесь открываются невероятные возможности людей, отважившихся противостоять сокрушающей силе, не опустивших руки, не сдавшихся на волю судьбы.
Великий мастер пейзажа, Айвазовский предстает перед нами и знатоком человеческих душ. Возвеличивая мощь морской стихии, он, вместе с тем, открывает перед нами героизм и отвагу людей, столкнувшихся с этой мощью и не устрашившихся ее. Очевидно, то, с каким мастерством художнику удается передать все подробности природных явлений и оттенки человеческих чувств, определяется опытом самого автора. Много путешествуя, будучи очевидцем различных событий, в том числе подвигов моряков Черноморского флота, Айвазовский искусно отобразил все впечатления в своих картинах. Это подтверждают такие его работы, как «Чесменский бой», «Черное море» и многие другие. Но картина «Девятый вал» является, на мой взгляд, одним из самых величественных и впечатляющих произведений художника.